Читать книгу - "Лети, светлячок [litres] - Кристин Ханна"

матерью всего несколько раз. В конце восьмидесятых, когда мы с Джонни и Кейти, словно три мушкетера, трудились в KVTS, я обнаружила мать в Йелме, среди последователей Джей Зи Найт, домохозяйки, объявившей, что в нее вселился дух возрастом тридцать тысяч лет по имени Рамта. В 2003-м я собрала съемочную группу и снова двинулась ее искать, наивно полагая, что времени прошло немало и что, возможно, мы способны начать сначала. Тогда я отыскала мать в ржавом трейлере, она была в жутком состоянии, я такой никогда ее не видела. Я забрала мать к себе домой, меня переполняли надежды, что отныне все пойдет иначе.

Она сбежала, прихватив мои украшения.

Последняя наша встреча состоялась в больнице. На мать напали, избили и оставили умирать. На этот раз она улизнула, когда я задремала в кресле возле ее койки.

И вот теперь я приехала к ней в дом бабушки и дедушки.

Я остановила машину и вышла. Прижимая лэптоп к груди, словно щит, пробралась через раскопанные клумбы, перешагивая через брошенные ржавые лопаты и мешки из-под семян газонной травы. Деревянная входная дверь поросла зеленоватым мхом. Я медленно вдохнула и постучала.

Ответа не последовало.

Не иначе мать, в стельку пьяная, кемарит где-нибудь на полу. Бывало, вернусь из школы – а она с бонгом в руке в отключке на диване храпит, да так, что мертвый проснется.

Я подергала ручку. Не заперто.

Ну разумеется.

Я с опаской приоткрыла дверь и вошла внутрь.

– Эй!

В доме темно и мрачновато. Выключатели верхнего света пощелкали впустую. Я прошла в гостиную, отыскала настольную лампу, включила.

Под рваным ковролином проглядывал потемневший деревянный пол. Мебель семидесятых годов исчезла, вместо нее одно-единственное продранное кресло и приставной столик у стены, явно купленный на распродаже. В углу еще один столик, карточный, рядом два складных стула.

Я почти готова была уйти. В глубине души я понимала, что ничего путного из этой затеи не выйдет, если я что и получу, так это от ворот поворот. Но почему-то так и стояла. Несмотря на прошедшие годы, несмотря на ее предательства, несмотря на всю ту боль, что она мне причинила, я не могла уйти. Все мои сорок восемь лет я мечтала о любви, которой мне так и не дали. Сейчас, по крайней мере, у меня хватит ума не ждать никакой любви.

Я уселась на колченогий стул и стала ждать. Кресло выглядело вполне удобным, но уж очень замызганным, так что я предпочла раскладной металлический стул.

Ждать пришлось несколько часов. Лишь в девятом часу с улицы донесся шорох шин, и я напряглась.

Дверь открылась, и я впервые за три года увидела свою мать. От многолетних скитаний и злоупотребления всем подряд она выглядела древней старухой. Лицо морщинистое, серое. Пальцы какие-то скрюченные. Наверное, когда цепляешься за жизнь, так оно и бывает.

– Талли, – произнесла она.

Я удивилась – мало того, что голос прозвучал неожиданно сильно, так она еще и не назвала меня моим настоящим именем. Всю жизнь она звала меня исключительно Таллулой, а я это имя терпеть не могу.

– Привет, Дымка. – Я встала.

– Я теперь Дороти.

Надо же, и тут перемены. Ответить я не успела, потому что в дом вошел мужчина. Остановился рядом с матерью. Тощий и тоже морщинистый, кожа туго обтягивает скулы, в запавших глазах вся история их обладателя – и история эта не из приятных.

Мать опять обдолбанная, это уж наверняка. Впрочем, откуда мне знать, если другой я ее сроду не видала?

– Я так рада, что ты приехала. – Она неуверенно улыбнулась.

Я ей поверила, как, впрочем, всегда. Доверчивость – моя ахиллесова пята. Моя вера в нее столь же незыблема, как ее предательство. Какой бы успешной и самодостаточной я ни была, десять секунд рядом с ней – и я снова бедная малютка Талли. Живущая надеждой.

Нет уж, не сегодня. У меня нет ни времени, ни сил на эти американские горки.

– Это Эдгар, – сказала мать.

– Привет, – буркнул тощий тип.

Наверняка ее дилер.

– У тебя сохранились какие-нибудь семейные фотографии? – Я явно торопила события, но мне хотелось побыстрее убраться отсюда.

– Ты о чем?

– О моих детских снимках.

– Нет.

Я так надеялась, что не расстроюсь, и зря, потому что совсем упала духом.

– Ты меня в детстве вообще не фотографировала?

Мать молча покачала головой. Оправдания ей нет, и она это понимала.

– Расскажи о моем детстве. Кто мой отец и где я родилась?

Она побледнела.

– Слушай, дорогуша… – Тощий шагнул ко мне.

– Отвали! – рявкнула я и перевела взгляд на мать: – Кто ты такая?

– Лучше тебе не знать. – Судя по голосу, мать была напугана.

Я только зря тратила время. Для книги мне здесь ничего не найти. Эта женщина мне не мать. Может, она и родила меня, но на этом ее связь со мной заканчивалась.

– Ну что ж, – вздохнула я, – зачем мне знать, кто ты? Я не знаю, кто я сама такая.

Я подняла с пола сумку и прошла мимо матери к двери и через разрытую землю к машине.

Всю дорогу до Сиэтла я снова и снова прокручивала в голове этот нелепый разговор, пытаясь хоть за что-то зацепиться.

Я свернула к дому, припарковала машину.

Знаю, мне следовало бы подняться в квартиру и попытаться написать хоть абзац – возможно, сегодняшняя поездка все же станет отправной точкой.

Но подниматься в пустую квартиру не хотелось. Мне требовалось выпить.

Я позвонила Маре – голос у нее звучал сонно – и сказала, что вернусь поздно. Она ответила, что уже легла, и попросила не будить, когда я приеду.

Я направилась в бар, где позволила себе лишь два «грязных мартини», которые помогли мне немного прийти в себя. Почти в час ночи я наконец поднялась к себе.

Повсюду горел свет, бубнил телевизор.

Нахмурившись, я закрыла за спиной дверь. Прошлась по квартире, выключая свет.

Возле ее комнаты остановилась.

Из-под двери тоже пробивался свет.

Я осторожно постучала. Скорее всего, Мара просто заснула перед телевизором.

Не дождавшись ответа, я тихо приоткрыла дверь.

И остолбенела от изумления.

Мары в комнате не было. Там и сям банки колы, телевизор работал, постель разобрана, но Мары нет.

Час ночи. Мара сказала, что спит… Получается, она солгала?

Я металась по квартире, распахивала двери и разговаривала сама с собой или, может, с Кейт.

Я позвонила Маре, потом еще раз и еще, но она не отвечала.

«Где ты?» – написала я.

Может, позвонить Джонни? Или в полицию?

Десять минут второго. Трясущимися руками я схватила телефон и набрала 911, когда в двери повернулся